Бытие моё – реальность, сон – реальность, смерть – реальность.

Я – реальность. Ты – реальность. Но лишь солнце – семя жизни.

Что есть ты? И что есть я? Тело из заёмной плоти, что отбрасывает тень. Тело оставляет тень, Чтоб о нём не забывали.

Я имел отца и мать, но теперь уже не помню их совсем – Ни тел, ни душ. Облик мой – не их лицо, но, быть может, тень моя – смесь родительских обличий?

Ты творишь добро и зло. Ты – причина разных следствий. А твоя причина – ты?

Что дают тебе, то просят; просят то же, что дают. Взад, вперёд – и всё на месте.

Скудную уронишь тень – вот и всё; ты только имя, только надпись на стене.

Почиваешь. Ешь. Дерёшься. Делаешь детей. Дряхлеешь. Ото дня бредёшь ко дню.

И судеб исход один: падает за каплей капля в океан небытия. Думаешь ли ты, что воздух Оттесняет море смерти?

Мы с тобою - два сука, что однажды срезал кто-то С многовекового древа.

Кто же древо посадил, из которого мы вышли и в которое вернёмся?

Пусть не знаю я тебя – ты живёшь во мне, поскольку ищешь то, что есть во мне.

Ты во мне себя находишь, ибо для тебя пишу я, - такова моя работа.

Бытиё моё – реальность, сон – реальность, смерть – реальность.

Я – реальность. Ты – реальность. Но лишь солнце – Семя жизни.

Эта неповторимость, по имени Хорхе Касерес, продолжалась в течение двадцати пяти лет; это: два острых глаза, сосредоточенный взгляд, две проворных ноги и отточенный ум; и это так далеко унеслось, что не стало видно лица.

Это могло быть вулканом, но это был Хорхе Касерес –

неугомонная мысль, грация, скорость, огонь и чистейший зверёк, пробегавший по жилам в те недолгие дни, что стремились куда-то и привели в долину удушья.

Теперь он – в беге лучей, а душа его – пчёлка, жужжащая в уши младенцам: - Зачем же плакать? Живите, Вдыхайте ваш кислород.

Что любят, когда любят, мой Боже: страшный свет жизни или свет смерти? Что ищут и что находят? Что такое любовь? Кто она? Женщина – впадина, розы, вулканы – или горящее солнце, моя сумашедшая кровь, когда я вхожу до корней...

Или же это большая игра Tвоя, Боже, и нет ни женщины, ни мужчины, а есть единое тело, Tвоё, и всё – лишь его осколки, огненные частицы извечного бытия...

Я погибаю, о Боже, от этой смертельной игры, от круговращенья, от мелькания лиц, от невозможности обладать тремя сотнями женщин разом – ведь я обречён одной, той, которую Ты даровал мне в ветхом раю.

Не зная слов утешенья, плачет мой дух смятенный, свою проклиная участь – быть дыханием чёрным, мнущим белые розы, быть провалом, где гибнет улыбка любви, чьи губы – женщина и мужчина.

Мне горько видеть влюблённых, беспечных, жаждущих рая в трясине вселенской ночи, - видеть восторги тех, кто, опомнившись, будут, как мертвецы, одиноки.

"Любовники, не засыпайте, пока наставшее утро не охладит ваш пыл, не засыпайте, покуда в глаза вам не брызнет солнце. Юность, не спи – за тобой незримый следит соглядатай, которому имя – Старость".

"Любовники, не засыпайте, Кормите свою ненасытность, раскаляйте жерло жажды своей, покуда смерч клубится в крови, - а после обвеет вас могилой моё дыханье".

"Я – кара ваша и язва, судьба, трубящая в уши нагую правду земли; я – бестелесность, голос тех, кто утратил тело".

"Не засыпайте до солнца, любовники, - скоро вас окатит волнами бездны".

Меня ощущают все, в чью душу непостижимым кошмаром вонзилось время; чувствуют, но не видят: лицо моё – маска ночи.