О литературе Переводы Стихотворения Публицистика Письма А. Якобсон о себе Дневники Звукозаписи
О А.Якобсоне 2-ая школа Посвящения Фотографии PEN Club Отклики Обновления Объявления



А. Якобсон



ПРИ СВЕТЕ СОВЕСТИ

В ПРАВЛЕНИЕ СОЮЗА ЖУРНАЛИСТОВ1)

Обращаюсь к вашей организации потому, что она несёт моральную ответственность за содержание советской прессы, а центральных газет — в первую очередь.

Я хочу рассмотреть вопрос о добросовестности информации, представлен­ной печатью в связи с делом Гинзбурга, Галанскова, Добровольского и Лашковой, которое слушалось в Московском городском суде с 8 по 12 января 1968 г. Не зная непосредственно обстоятельств суда, я пытаюсь заключить о нем, как и все граждане, не присутствовавшие на процессе, исходя исключительно из газетных материалов.

Первый отклик печати на январский процесс — краткое сообщение в "Вечерней Москве" от 13 января 1968 г., где говорится, что «суд на основании показаний свидетелей и подсудимых, а также вещественных доказательств, установил виновность названных лиц в преступной связи с зарубежной антисоветской организацией».

Все эти три момента — показания свидетелей, показания подсудимых и вещественные улики — я и разберу, как они представлены в нашей прессе, а именно: в "Известиях" от 16 января 1968 г. в статье "Затянутые одним поясом" Т.Александрова и В.Константинова и в "Комсомольской правде" от 18 января, статья "В лакеях" Ф.Овчаренко. Посмотрим, действительно ли освещение этих трех моментов в газетных статьях логически подводит читателя к выводу о преступной связи подсудимых с зарубежной антисоветской организацией.

Прежде всего — что конкретно говорится в показаниях свидетелей? Кроме глухо упомянутого в "Комсомольской правде" Е.Кушева, единственным названным свидетелем оказывается Брокс-Соколов, гражданин Венесуэлы. Он на страницах печати вырастает в центральную фигуру процесса, в основной козырь обвинения. Брокс-Соколов — главный персонаж статьи в «Известиях», где ему отведено больше места, чем подсудимым. "Затянутые одним поясом" — это не только заглавие, статьи, это идея всего ее текста и подтекста; именно такую задачу ставят перед собой авторы: во что бы то ни стало уверить читателя, что Брокс-Соколов и четверо подсудимых принадлежат к одной шпионской организации, связаны единым «поясом грехопадения» ("Известия"). Столь же видная роль отводится Броксу-Соколову "Комсомольской правдой" в ее попытках аргументировать обвинение.

Что же мы узнаем фактически о Броксе-Соколове? Мы узнаем, что завербованный белоэмигрантской организацией "Народно-трудовой союз", он прибыл в качестве туриста из Франции в СССР и был арестован как шпион. На нем обнаружен пояс с шапирографом, средствами тайнописи, антисоветской литературой. Еще у Брокса были фотографии подсудимых.

«Сейчас все это на столе перед судом в качестве вещественных доказательств», — читаем в "Известиях".

Спрашивается, как может шпионский реквизит, принадлежащий Броксу, приехавшему в нашу страну в декабре 1967 года, изобличать людей, которые, находясь под следствием, пребывали в заключении с января 1967 г. по январь 1968 г.? Почему четверо подсудимых стянуты с Броксом все тем же злосчастным поясом?

Попытаемся найти ответ на этот вопрос, разобравшись подробнее в том, что представляла собой миссия Брокса. Оказывается, завербовавшие Брокса агенты НТС внушили ему, что его роль состоит в оказании помощи четверым заключенным. «Брокс-Соколов охотно взялся выполнить поручение и надел на себя потайной пояс со спрятанными в нем пакетами, которые надлежало передать в Москве «определенному лицу», — сообщает "Комсомольская правда". Узнаем в "Известиях", что встреча должна была состояться в Сокольниках. Итак, сам Брокс-Соколов выступает в роли посредника, как следует из печати.

Позволительно спросить: в чем именно должна была заключаться зарубежная помощь советским заключенным? Или хотя бы — какая связь между миссией Брокса и судьбой подсудимых? Ответа на этот вопрос газеты не дают.

Быть может, дело способен прояснить тот, кому предназначались пакеты Брокса? Кто он? Как его зовут? Что он должен был делать? Почему это важное звено, едва обозначенное, выпадает из цепи обвинения? Или Брокс не стал выдавать своего партнера? Как бы не так! Раньше говорили: болтун — находка для шпиона. Такой шпион, как Брокс-Соколов — находка для КГБ.

Кстати, господин из Сокольников — не единственная персона, с которой намерена была снестись через Брокса снарядившая его организация. Среди вещественных улик, «лежащих на столе перед судом», "Известия" называют еще извлеченные из того же пояса письма с заготовленными обратными адресами. «Они предназначались определенным лицам в Советском Союзе...» Опять «определенные лица»! Не в интересах ли обвинения было бы и в самом деле эти лица определить! Или работники КГБ не сумели по данным адресам сыскать адресатов?

Но допустим, что все «определенные лица» действительно не определены; допустим, что эти лица и впрямь намерены были оказать какую-то неведомую помощь заключенным. Все равно остается открытым вопрос: как и в чем могли изобличить подсудимых найденные у Брокса атрибуты подполья, а также деньги, письма и фотографии, кому бы они ни предназначались? Почему все это приводится в качестве вещественных доказательств вины не самого Брокса, а тех, кого он «знал понаслышке» ("Известия")?

Теперь перейдем к показаниям Брокса на процессе. Если это можно назвать показаниями...

В Гренобльском университете, где он обучался, Брокс слушал лекции некоего Славинского, который, как разъясняет "Комсомольская правда" — «член руководства НТС». Из уст Славинского Брокс узнает, что есть в Советском Союзе «радетели за свободу», их имена Галансков, Гинзбург, Добровольский ("Известия"). Вот и все «показание». Читатель, извольте следовать за логикой газет, если Брокс-Соколов в московском суде заявляет, что в Гренобле один профессор похвалил Гинзбурга и Галанскова, а Москва причисляет этого профессора к руководству НТС — то, следовательно, и хваленые должны рассматриваться, как «платные агенты НТС» ("Комсомольская правда").

Думается, что у Брокса нет никаких оснований выступать на январском суде в роли свидетеля, тем более — главного свидетеля обвинения, как это вырисовывается из газет. А между тем этот субъект берет на себя функции не только свидетеля, но и прокурора, даже судьи. Он заявляет на суде: «...мне сказали, что это писатели и поэтому их судят. Я же вижу не писателей. Здесь судят уголовников за связи с НТС». Не кто иной, как Брокс-Соколов заранее предрекает судебное решение по делу советских граждан! Какие там факты, какие доказательства...

Между прочим, по закону свидетель не имеет права находиться в зале суда до тех пор, пока он не дал своих показаний. Если для Брокса сделали исключение — то на каком основании? Если же он не присутствовал на суде до своих показаний, то откуда он мог знать о подсудимых, что они «уголовники» и вообще что бы то ни было? Все «понаслышке»?

Возникает мысль о том, какова истинная роль Брокса-Соколова в январском процессе.

Примечательно, что к шпиону Броксу авторы относятся с большим снисхождением — прямо-таки с трогательной жалостью. Порой слышатся даже нотки умиления, когда речь идет об этом «совсем еще юном белобрысом парне, неплохо говорящем по-русски» ("Комсомольская правда"). Признавая, что Брокс оказался «по уши в грязи», авторы "Известий" спешат добавить: «Похоже, правда, что забрался в нее он по наивности, большой доверчивости перед людьми...». Сочувственно приводятся следующие слова Брокса из его выступления на суде: «Я хотел бы сказать, что я опечален, что невольно нарушил законы этой страны».

Совсем иной тон взят в отношении подсудимых. Их биографии окрашены сплошь черным цветом. Впрочем, оговорюсь: это относится не ко всем подсудимым в равной степени, некоторое исключение составляет Добровольский. Зато Галанскову и Гинзбургу нет пощады. Сообщается, например, в "Известиях", что Гинзбург «нашел себя в мошенничестве». И в 1960 г. он, как разъясняет "Комсомольская правда", «за мошенничество и подделку документов был привлечен к ответственности. Два года находился в заключении. В 1964 г. против него снова было возбуждено уголовное дело за подобные неблаговидные поступки». Не худо бы при этом сообщить читателю, что в I960 г. Гинзбург сдал школьный экзамен экстерном за своего приятеля и для этого переменил фотографию на соответствующей бумажке. Это — несомненно правонарушение, но содержит ли оно такую уж страшную нравственную дискредитацию Гинзбурга? И еще: кого и когда, кроме Гинзбурга, приговаривали за подобное деяние к двухлетнему заключению? Думается, что истинный — скрытый — мотив преследования в I960 г. связан не с подделкой документов. Не так ли обстояло дело и вторично в 1964г.?

"Комсомольская правда" не слишком заботится о последовательности своих суждений относительно личности Гинзбурга и Галанскова, о соответствии этих суждений тут же приводимым фактам.

О подсудимых говорится, что они вели свои дела «с расчетливостью бывалых купцов». И одновременно мы узнаем, что «получив однажды от Галанскова пятидесятидолларовые бумажки, деятели «черного рынка» ухитрились всучить ему за них... пачку горчичников». Хорош купец!

Мы узнаем о подсудимых, что они с «хитроумием рецидивистов соблюдают глухую конспирацию». И тут же выясняется, что в инкриминируемом Галанскову сборнике "Феникс" на титуле стоит: «Под редакцией Ю.Галанскова». А в сборнике, составляющем преступление Гинзбурга, в изданиях разных стран всюду стоит: «Составитель А.Гинзбург». Вот это конспираторы! Хочется повторить слова Овчаренко: «Странная выходит диалектика». Интересно, на какого читателя рассчитаны такие пассажи?

Кстати, читателю не мешало бы знать, что сборник, составленный Гинзбургом, — это "Белая книга", содержащая материалы по делу Синявского и Даниэля. Там запись самого процесса, отклики на него советской и зарубежной прессы, публичные заявления разных лиц в связи с этим делом. Представлены мнения как в защиту, так и против Синявского и Даниэля. «Комсомольская правда», касаясь «сборника с клеветническими материалами», не считает нужным сообщить, что это за сборник. Повторяю: это "Белая книга".

Теперь посмотрим, как выглядят на страницах печати показания самих подсудимых, и какие признания заключены в этих показаниях.

Обе статьи дословно цитируют показания Добровольского. «Вот такой точно шапирограф был передан мне Галансковым, — говорит подсудимый Добровольский» — читаем в "Известиях". А вот "Комсомольская правда":

«Прокурор: Что вам известно о связях Галанскова и Гинзбурга с заграницей?

Добровольский: В связи с передачей мне Галансковым НТС-овской литературы и шапирографа, я поинтересовался, откуда он все это получил. Галансков ответил, что он имеет связь с заграницей с 1962 года и получил эту связь от Гинзбурга.

Прокурор: С какой организацией поддерживалась связь за границей?

Добровольский: Галансков говорил мне, что имел связь с НТС».

Итак, показания Гинзбурга и Галанскова читателю неизвестны, а из показаний Добровольского следует две вещи: во-первых, что он выступает по отношению с другим подсудимым, Гинзбургу и Галанскову, как свидетель обвинения, признаваясь не в собственных, а в чужих грехах. Во-вторых, обнаруживается, что предметы, послужившие на суде вещественными доказательствами вины всех подсудимых (шапирограф, НТС-овская литература), найдены были именно у Добровольского.

Невольно возникает подозрение: не у одного ли Добровольского были найдены эти предметы?

Начинаешь задумываться: есть ли основания для группового дела? Почему, скажем, Галансков и Гинзбург оказались на одной скамье подсудимых? Да, "Комсомольская правда" называет их «компаньонами» и утверждает, что «они» составляют новый сборник с претенциозным названием "Феникс". Но почему «они»? Почему компаньоны? Никаких доказательств совместной литературной деятельности Галанскова и Гинзбурга не приводится, а если судить по открытым подписям, то составление "Белой книги" — это дело только Гинзбурга, а составление "Феникса" — работа исключительно Галанскова. Может быть, на этот счет имеются все-таки показания самих составителей? Автор статьи в "Комсомольской правде" Овчаренко единожды ссылается на показания Гинзбурга и Галанскова, описывая почему-то эти показания словами:

«Оба вдруг заявили, что сделанное ими в содружестве с враждебной нашему народу организацией они не считают антисоветской деятельностью». Что это значит? Значит ли это, первое, что подсудимые признались в совместных действиях и в своей связи с НТС, как хочет представить дело Овчаренко? Или это значит, второе, что подсудимые не признают за собой антисоветской деятельности — и все, а уж Овчаренко от себя квалифицирует эту деятельность как совместную и связывает ее с НТС? Можно не сомневаться, что второе, а не первое. Подсудимые всего лишь отказались от обвинения — иначе автор статьи непременно процитировал бы их показания дословно, как в случае с Добровольским.

Итак, вся вера на суде — показаниям Добровольского. Ему присуждается малый срок (2 года) по сравнению с Галансковым (7 лет) и Гинзбургом (5 лет). Авторы газетных статей всячески стараются выгодно отличить Добровольского от его однодельцев (не скажу — товарищей).

Гинзбург, Галансков и вовлеченный в их компанию Добровольский — рекомендует "Комсомольская правда".

«Хочется думать, что его раскаяние и признание вины на последнем процессе откроет ему глаза и поможет, наконец, стать на честный путь», — утешают Добровольского "Известия".

Как сопоставишь все факты поведения подсудимых и прочие обстоятельства, так и придет на ум, что роль Добровольского в чем-то аналогична роли Брокса-Соколова.

Впрочем, тем, кто присутствовал на суде, — виднее.

«Присутствовавшие на суде москвичи с одобрением встретили приговор суда», — сообщают "Известия".

«Присутствовавшие в зале москвичи встретили приговор суда аплодисментами, возгласами одобрения», — уточняет "Комсомольская правда".

Я принадлежу к тем москвичам, которым не нашлось места в зале. В соответствующее учреждение было подано заявление группы лиц с просьбой обеспечить присутствие на процессе — в полном соответствии с советским законом о гласности, публичности суда. Заявление мы сдали заблаговременно, чтобы потом не было ссылок на тесноту помещения и т.п.

Не знаю, какие москвичи присутствовали на процессе, хотя и догадываюсь. Я отношусь к числу тех москвичей, а также иногородних, которые могут судить о январском процессе только из газет. Одно выражение оттуда — «массированная дезинформация» — вдруг да отнесут читатели не к тому, что сам автор.

А.Якобсон, переводчик

* * *

Отмечу как частность один факт противоречия между "Известиями" и "Комсомольской правдой". "Комсомольская правда" цитирует выступления Брокса на январском процессе: «...мне говорили, что в этих пакетах находятся только материалы, которые могли бы оказать им помощь. Когда меня задержали, то оказалось, что там находилось не то, что мне сказали...»

«Да, — продолжает автор статьи Овчаренко, — в пакетах оказалось совсем не то, что думал Николас. На суде продемонстрировали их содержание. Деньги, предназначенные отнюдь не для благотворительных целей. Шапирограф и пачка копирки для тайнописи... Листовки с антисоветскими призывами... А в пяти конвертах, которые Брокс-Соколов должен был опустить в почтовый ящик, находились фотографии подсудимых с краткой текстовкой на обороте, заканчивающейся грозным требованием немедленного их освобождения».

Отсюда совершенно очевидно следует, что конверты с фотографиями, которые Броксу собственноручно надлежало опустить в почтовый ящик, не могли находиться в пакетах, предназначенных для передачи таинственному незнакомцу — иначе для Брокса не было бы секретом и остальное — криминальное содержание этих пакетов.

Но вот неувязка: "Известия", утверждая, подобно "Комсомольской правде", что «Брокс до ареста ничего не знал о содержимом пакетов», сообщает при этом: «Пакеты, которые Брокс должен был передать определенному лицу в парке Сокольники в Москве, содержали фотографии людей, с которыми он знаком не был...».

Итак, это не те фотографии, о которых говорится в "Комсомольской правде", и люди сфотографированы не те? Читаем дальше статью "Известий": «Пять конвертов с фотографиями, на фотографиях и на скамье подсудимых знакомые Броксу понаслышке Гинзбург, Галансков, Добровольский».

Кому прикажете верить — "Известиям" или "Комсомольской правде"?

Здесь только одно несомненно: главный свидетель обвинения Брокс с подсудимыми «знаком не был, знал о них понаслышке». Все же остальное вызывает изумление: как запутался в своем нехитром задании Брокс-Соколов, а вслед за ним — авторы обеих статей! 2)

Январь 1968, Москва

А.Якобсон


1)Приводится по книге: П.М.Литвинов. "Процесс четырех". Амстердам, Фонд им.Герцена, 1971 с.451-459
2)Вот что Прослушать звуковой фрагмент (формат MP3) 750 kbговорил об этом письме Толя Якобсон десятью годами спустя...