В окнах мелькали белые халаты. Казалось, что это клиника или вообще что-то медицинское, только сотрудников очень много и они ещё слишком юны.
На четвертом этаже, в комнатах с надписями: «Монтажный цех», «Лаборатория магнитных элементов», - лежали на рабочих столах детали замысловатой аппаратуры и множество пластинок с непонятными, сложными схемами. Мелкие колечки, которые надо было как-то хитроумно прошить и сплести, назывались ферритовыми сердечниками, а составленные из них кассеты – запоминающими устройствами математических машин.
Здесь можно было сидеть и подолгу наблюдать, как мальчики и девочки под руководством специалистов ловко орудовали паяльниками, как управлялись они с множеством электронных трубок и полупроводников.
Я уже давно ходила в московскую среднюю школу № 2, смотрела, удивлялась, пыталась вникнуть в суть совсем не школьных (в традиционном смысле слова) забот. Наверное, поэтому, когда я возвращалась из школы проспектами новой Москвы, мне чудились в громадных жилых кварталах те же счётные устройства с их десятками тысяч повторяющихся блоков, деталей и сигнальных огоньков. В этих блоках, казалось мне, сидят сейчас мои малолетние «кибернетические» друзья и поклоняются своему богу Техники. Он ведь действительно стал необыкновенно могуч. Он и вправду может заворожить, забрать человека без остатка. Загляните в глаза мальчика, устремлённые на частицу машинного «мозга», которую он только что создал своими руками из феррита и тончайших проводов, подслушайте девичье безмолвие у монтажных столов, и вам тоже может почудиться такое…
Глаза ребят были хороши. В них светилась мысль!
И я продолжала ходить в эту школу, чтобы понять, что же составляет её подлинное и, бесспорно, привлекательное лицо. Уж, наверное, не чисто внешняя, правда эффектная, но в сущности, формальная «кибернетическая» сторона. Школа могла иметь другой производственный профиль, и она продолжала бы оставаться той же школой.
Однажды я взяла с собой стопку домашних ученических сочинений по литературе 10 и 11-го классов с темами: «Для чего человек живёт на земле», «Что я больше всего ценю в человеке», «Что мне принёс год учёбы и труда», Что мне нравится и не нравится в нашей школе». Это было очень интересно. А последнее, пожалуй, просто смело. Не каждый учительский коллектив решится повести со своими питомцами столь откровенный разговор. Сочинения надо было назавтра вернуть, и ничего не оставалось, как сесть и некоторые из них самым школярским образом переписать.
«Мне нравится учиться, потому что я знаю: знания сделают мою жизнь красивой, трудной и сложной. Я знаю, что если у меня будут знания, у меня будет самостоятельный и творческий труд. Мне нравятся уроки математики. В сонной тишине люди работают напряжённо и чётко. На тетрадь шлёпаются быстро цифры, формулы. Мне хорошо, когда мой мозг торопливо работает на этих уроках…»
Я представила себе эту девочку – её зовут Лена П. – и залюбовалась её осознанным желанием выбрать себе в жизни дело потруднее. Далеко не у всех это бывает…
«Работа наша, - продолжала я списывать, - мне не нравится. Это игра в работу, игра с педагогическими целями: привить «ребёнку» уважение к труду, познакомить с трудовой дисциплиной. То «совершенство», которое достигнуто нами в работе за два года, при хорошей организации в институте достигается за 1-1,5 месяца. А может быть, и нет. Трудно во всём быть правыми».
Трудно, действительно трудно во всём быть правым, особенно в 17 лет, когда всё кажется таким простым и лёгким. Но хорошо уже то, что не смущает возможная неправота, что хочется поделиться своими мыслями. Видимо, в них есть какая-то доля истины, иначе не стала бы школа аеределывать в этом году оборудование своих цехов по типу специального высшего учебного заведения. Может быть, так будет лучше? Может быть, к такому сближению граней школы и вуза следует идти? Ведь дело это новое как для школы, так и для шефов – Института точной механики и вычислительной техники Академии наук СССР…
Что же касается игры в работу, то блоки математических машин, изготовленные здесь и посланные в вычислительный центр академику Николаю Ивановичу Мусхелишвили, - это, конечно, не игра. Не игра и заказы НИИчермета, специального конструкторского бюро агрегатных станков и автоматических линий Мосгорсовнархоза, которые институт поручил школьным цехам. И уж, конечно, не игра – полная сборка быстродействующей электронно-счётной машины в СКБ завода.
Но предположим даже, что всего этого ещё нет и школьники только учатся.
Ищу ответа в других сочинениях.
«И вот я сделала первый блок, - сообщает Эля Ж. – Пускай этот блок никому не нужен, пускай он сделан не очень хорошо, но этот блок я сделала сама. Этот блок был началом моей рабочей жизни».
А Алла С. рассуждает так:
«Год учёбы и труда? Нет, скорее год обучения труду. К сожалению, я ещё не могу сказать, что научилась хорошо трудиться. Но зато смело заявляю, что я, да и не только я, научилась ценить труд».
Ещё один отрывок. Это пишет Витя Ш.:
«По-моему, в этом году самым важным для меня будет не стать отличником и не стать примерным школьником, а понять, чего я всё-таки хочу от жизни, кем мне хочется быть и каким…»
Вот ведь как. Один говорит: пусть будет культ учебы, не нужно меня воспитывать, ни трудом, ни чем другим. Другой считает самым главным то, что научился ценить труд. Третий… Ему пока хочется всё понять. Для него это сейчас (не надо пугаться!) важнее пятёрки. В общем, все думают. Правильно или не правильно, но думают.
А вот что произошло с четвёртым. Все годы учёбы он ничего не хотел. Был сумрачным, замкнутым, держался в стороне. Пошёл последний год школьной жизни. Учитель спросил его: что же, в конце концов, друг хороший, нравится тебе или не нравится в доме, где прошла большая часть твоего детства и юности? И вдруг он задумался. В самом деле, да или нет? Сел, открыл тетрадь для домашних работ:
«Мне лично писать о своей школе будет очень трудно. Ведь школу я люблю. «Нет, - скажут многие, - если бы ты её любил, ты стремился бы к тому, чтобы школа твоя стала лучше, ты занимался бы общественной работой, ты бы всё своё свободное время отдавал ей». Всего этого я не делал, но школу люблю. Я даже сам не понимаю, почему так мало времени уделяю школе. Вот сейчас пишу, а в голову лезет одна и та же мысль: «Почему?». А ответа нет. Да, вероятно, по глупости. Точно также мы относимся к матери. Грубим, оскорбляем, не слушаем. Короче говоря, всячески обижаем…»
Стоп! Парень поделился самым сокровенным. Теперь ему легче. Теперь можно говорить обо всём, не стыдясь своих чувств, ложно сдерживаемых многие годы или, напротив, вызревающих с годами. И, оказывается, школа – нечто очень дорогое, и очень важно, когда тебе доверяется всё – от сложных деталей до сложных суждений о жизни и человеческих делах…
Запись синими чернилами закончена. Следуют красные чернила:
«Очень рад за тебя. Литература – 5. Русский язык -4».
Очень рад за тебя… Почему здесь так написано? Чему обрадовался преподаватель русского языка и литературы? Тому ли, что что у Славы З. благополучно с синтаксисом? Тому ли, что он научился грамотно излагать свою мысль? Или самой мысли? И почему он вообще обрадовался? Почему в иных тетрадях не изобилующих грамматическими ошибками, красные чернила огорчены:
«Работа слабая. Она свидетельствует о бездумном отношении к жизни, о неумении (и нежелании) анализировать свои поступки…»
А в иных советуют:
«Меньше патетических восклицаний, больше размышлений».
Да, да. Побольше размышлений!
Известный английский физик Джорж Томсон, написавший книгу «Предвидимое будущее», говорит, что в Англии около 20 процентов мальчиков способны одолеть курс средней школы (о девочках вообще молчок…). Это так называемые умные мальчики, которые станут «умными» мужчинами и смогут выполнять работу интеллектуального порядка. А что же делать с «глупыми»? К чему приспособить их в превидимом «умном» будущем, беспокоится Томсон.
Нам, людям, которые приняли Программу, наметившую в ближайшие десять лет осуществить всеобщее обязательное среднее образование, открывшую широкие перспективы для всестороннего и гармонического развития личности, со свободным выбором профессий, с равными возможностями для творческого труда и образования, - нам эта озабоченность непонятна. Мы даже обижены за 80 процентов хороших английский мальчиков (тем более за девочек!). Могут ли быть от рождения «умные» и «глупые» люди (паталогия не в счёт)? Речь идёт не об обывательском понятии, что есть глупость и ум, а о понятии по существу. Мы знаем на примере целых народностей, вышедших из темноты к свету образования и науки, что человеческий ум способен к развитию всегда. Но возникает другой вопрос: об уме запоминающем, шаблонном, «машинном» (разве нет и у нас таких «отличников учёбы», таких узколобых специалистов и служак-учёных?) и об уме «мыслящем». Только он, «мыслящий», двигал во все времена жизни дело социального и технического прогресса. Будущее ещё больше нуждается в таких умах. Красные чернила понимают это…
А ведь они, эти «чернила», тоже очень разноцветные. Один – я вижу его с палочкой, прихрамывающего, он бывший военный специалист, весь изранен, а сам огонь! Другой – у него математические труды, к нему приезжают на урок поучиться коллеги из-за рубежа – это глубина. Третий – собранность и мысль. Четвёртый – вдохновение.
 |
| В школьном радиомонтажном цехе |
 |
| Ученик 9-го класса Саша Решмин будет делать электронно-вычислительные машины |
 |
 |
| Частица машинного «мозга» | |
 |
| Школьники практикуются в программировании |
 |
 |
| Математическая школа в школе | |
 |
| Теорию программирования преподает Исаак Яковлевич Танатар |
 |
| Истина рождается в спорах |
Пятый – талантливая доброта… Надо же было так их найти, так скрупулёзно подобрать одного к одному, закрыв глаза на «тяжёлые характеры», на склоняемость к чрезмерным увлечениям – в общем, на всё то, что нарушает порой размеренное течение школьной жизни от звонка к звонку. Что ж, зато дети получают не 45 минут, а настоящий урок, а настоящий урок, который всегда действует так или иначе на воображение, будит чувство и мысль.
Но урок – это мало, очень мало…
Ученику Школы математиков предлагается задача. Есть такая Школа в школе № 2. Сюда собираются полтораста «математических голов» из окрестных средних школ, здесь дети сами читают доклады на математические темы, готовят сборники «учёных трудов». С ними занимаются на общественных началах преподаватели и студенты МГУ. Так вот говорят автору «учёных трудов»:
- Эту задачу ты в классе решал так. А как ещё её можно решить? Думай!
Их юность отмечена постоянными открытиями внутри себя. Труд – это, оказывается, прекрасно. Школа – это любимо. Мысль – она доставляет радость. Таким никогда не будет скучно и уныло на земле. Перед ними не возникнет парадоксальной «проблемы досуга», или, как её назывют в Америке, «угрозы досуга». Последняя, как ни удивительно, появляется там в связи с прогрессом техники, в связи с возможностью быстрее выполнять работу, на которую раньше затрачивалось больше времени.
«Люди ощущают пустоту и какую-то растерянность перед долгими часами свободы, которые они получили и к которым они оказались неподготовленными. В результате этого нового дара техники торговля телевизорами сделала поразительный скачок, бюджет развлечений в одной только Америке достигает четырёх миллиардов долларов; но в то же время алкоголизм, наркомания, психические заболевания и детская преступность выросли до устрашающих размеров…»
Это пишет известный американский педагог и писательница г-жа д’Арси Эйман. Тревога, настоящая, неподдельная тревога овладевает лучшими умами Запада при мыслях о скудном духовном лике их будущих поколений.
Создавая всяческие управляемые устройства, мы думаем не о замене человеческого мозга машинным, а об освобождении этого мозга от утомительной и однообразной работы ради творчества. Думая о будущем устройстве нашего общества, мы придаём ему черты величайшей организованности и чёткости, которые находим в своей программе – Программе Коммунистической партии Советского Союза. Но любое устройство, будь то электронно-счётное или просто человеческое, может работать на будущее лишь тогда, когда оно одухотворено дыханием живой и горячей мысли.
Нравственные принципы и идеалы воспитываются в человеке с детства. Как же важно, право, чтоб в каждом школьном коллективе и в каждом маленьком блочке, где смонтированы не трубки и провода, а живые детские души, неугасимым алым светом горела мысль о завтрашнем человеке!
