21 ноября 2010 г. в Бостоне состоялась презентация книги "Памяти Анатолия Якобсона. Сборник воспоминаний к 75-летию со дня рождения". Спасибо огромное всем: организаторам, выступавшим, пришедшим. И особенная признательность за этот вечер, посвященный Анатолию Якобсону, где прозвучали воспоминания и рассказы о нём, — Александру Зарецкому. После этого вечера и чтения книги мне самому явились воспоминания, которые не дают покоя, и я хочу ими поделиться.

Анатолий Якобсон был удивительный человек - рупор эпохи, и при этом совсем простой и очень близкий. Я учился у него в классе вместе с Володей Роком, Борисом Голембо, Сашей Горкиным, Сашей Зарецким и многими другими второшкольниками, уже написавшими свои воспоминания. Мы его любили, обожали и — побаивались: уж очень он был горяч и не принимал пустых ответов и фраз. "Мне приснился страшный сон, мне приснился Якобсон".

В памяти отчетливо всплывают два неловких, и почти стыдных (и по сей день) эпизода и два почти прединфарктных случая.

Эпизод 1: Был урок литературы, для которого, строи́ли классы (объединили 3 класса в одну группу). Урок был о знаменитом 66-ом сонете Шекспира в двух переводах. Якобсон к тому времени назвал меня шекспироведом, потому что я написал очень хорошее сочинение о Шекспире, о той эпохе и о шекспировских произведениях. Так вот Анатолий Александрович даёт нам два перевода на доске и просит нас сравнить их, чуть позже он назвал авторов этих переводов: Маршак и Пастернак. Ребята выступают, сравнивают, Якобсон бурчит про себя: недоволен. И вдруг он останавливается прямо передо мной (я в это самое время, пользуясь случаем, что было 3 класса вместе, занимался оживленными разговорами с очередной девочкой) и говорит: "Ну, а что по этому поводу наш шекспировед скажет?" Я, как можно понять, слушал в пол-уха, но встал и понес какую-то совершенную ерунду и в конце сказал, что Маршак мне нравиться больше. Помню, он посмотрел как-то даже не на меня, а как бы сквозь меня, махнул рукой и сказал: "Садись". После этого урока мне было доволно стыдно, что я не оправдал его ожиданий. На следующий день я записал эти два перевода у себя в тетради, довольно долгое время сравнивал их и понял, ка́к Якобсон был прав, когда говорил, что, хотя по официальной версии перевод Маршака считается лучше, но перевод Пастернака был гораздо глубже, тоньше и соответствовал шекспировскому представлению того времени. А Маршак сделал перевод звучным, запоминающимися высокими словами. Примерно также звучно, как "Дядю Стёпу". Как-то шёл я быстрым шагом с работы к поезду на станцию и вдруг поймал себя на том, что читаю про себя: "Лихо мерили шаги две огромные ноги...". Наверное поэтому перевод 66 сонета, выполненный Маршаком, я помню до сих пор, а перевод Пастернака - не совсем. Но стыд от того урока помню и сейчас.

Эпизод 2: Я уже учился в институте. Еду на метро. Как всегда, большая толпа. И вдруг вижу Анатолия Александровича в противоположном углу вагона. Наверное, это было незадолго до его отъезда, он был какой-то погруженный в себя, с затравленным взглядом, в шапке-ушанке, натянутой на глаза. Наши глаза встретились, я хотел подойти, уже стал протискиваться сквозь толпу, но он поднял ладонь ко рту и как бы дал понять - не надо. Я посмотрел вокруг и понял, что его "пасли", и он не хотел для меня неприятностей. Я вышел на своей станции, оглянулся на него; не мог я знать тогда, что это был последний раз, когда я его видел. Сейчас, оглядываясь назад, не могу простить себе, что не подошёл к нему.

Случай 1: Родительское собрание у нас в школе (по-моему, перед началом года в 8 классе). Нас, учеников, просили прийти тоже. Это было собрание, на котором наши будущие учителя должны были рассказать родителям, что они будут преподавать их детям.

Все по очереди говорили, было достаточно интересно. Но вдруг стал выступать Якобсон, расказывать, что на уроках литературы не будет того, что положено по программе, а что он будет преподавать настоящую классику: Пушкина, Шекспира, Вересаева, Мопассана, Золя, и так далее. Будет работать также над Блоком, Есениным, Маяковским, Мандельштамом, Пастернаком и другими гениальными писателями и поэтами. Один из родителей говорит: " А как же программа?" Якобсон отвечает, что от этой программы пользы нету и у учеников знаний тоже нету. Некоторые родители стали спорить, кое-кто даже на повышеных тонах. Один родитель говорит: "Ну а как же Алексей Толстой?! "Хлеб", это же тоже классика". Якобсон тут уже не выдержал и во всё горло рявкнул: "Хлеб" - это говно, этому я учить не буду", и выскочил за дверь. Последовали звучные восторги учеников и ошарашенное молчание родителей. Уже вечером идя с родителями домой, я слышал, как они говорили между собой, беспрестанно озираясь по сторонам, думая, что за ними уже следят.

Случай 3: Одна из известных Якобсоновских лекций. Вечером в актовом зале яблоку негде упасть - всё забито битком. Лекция, по-моему, была о Блоке, но Якобсон заодно говорит и о Маяковском, Мандельштаме и Горьком. А, главное,— об истории и строе, с которым у него были большие разногласия. Я привёл на эту лекцию своих родителей, потому что очень гордился тем , что у нас в школе такие лекции и о них вся Москва знает. Всё проходит очень интересно и оживлённо, Якобсон ходит по сцене, с волнением в голосе читает стихи, "стреляет" у нас, ребят, сигареты (они у него кончались очень быстро, и мы ему протягивали пачки со 2-го ряда). И вот он заговорил о Горьком, Маяковском и об их времени совершенно не так, как это было изложено в учебниках истории, а так, как было на самом деле. И тут развеялись официальные мифы о народных поэтах и обнажилась суть советской власти, создавшей их. На какой-то момент стало жутко: как же мы жили до этого? Но потом Якобсон переключился на другие темы, и мы переключились вместе с ним.

Поздно вечером, когда я с родителями возвращался домой, я увидел, что они всё еще оставались во власти впечатлений от лекции: они говорили только о ней, о том, что они обо многом в нашей жизни не знали, но догадывались, а теперь получили подтверждение своим догадкам от знатока изтории и литературы. И я подумал в то время, что они, наверно, были близки к инфаркту.

Вот такие обрывки воспоминаний остались у меня, и я думаю, — навсегда, потому что кто бы ни общался с Якобсоном забыть его не может.

Мне, да и всем нам, кто у него учился, повезло просто необыкновенно, что у нас был такой УЧИТЕЛЬ.

Massachusetts, USA
Декабрь, 2010

---

1) Виталий Азарх учился в 8 и 9 "В" классах Второй школы (1965-67), окончил Московский электротехнический институт связи. Разработчик систем программного обеспечения. Живёт в Бостоне.