Из Ури Цви Гринберга
С иврита Пинхас Гиль


РЕБЕНКУ РАССКАЖУ

Еврейский ребенок в доме моем, в униженном Сионе. Вечер. Смеркается.
Я говорю – а ты у меня на коленях.
Тебе, мой милый, расскажу историю про доброго Мессию,
который не пришел.
Не расскажу, мой милый, тем, кто старше.
Нет у них таких глаз и блеска такого в глазах.
Взрослые слушать не будут как ты, их судьба оглушила в Сионе, и души –
словно крестьянский светильник из глины...
И горе их сиять не будет прекрасными слезинками, что у тебя в глазах,
И не смогу их в лоб поцеловать, как тебя поцелую, говоря о несчастье, постигшем Мессию...

Не пришел наш Мессия... Орлом он над бездной кровавой парит.
Днем и ночью я слышал шуршание крыл.
Он добрался до Яффского берега – странник с сумой на плече:
нищий провидец, готовый к битве...
Его узнал я позже в пахаре, идущем полем под палящим солнцем,
В каменотёсе, дробящем скалы Иерусалима.
Как близко он был... Он был здесь. Как шум вина, что бокал заполняет, –
слышал я шум его сердца.
Слышал я поступь его по горам – словно серна по горным уступам.
Но не пришел он к Храмовой горе – единственной, куда он не ступил.
Он лишь к преддверью подошел, к порогу царства –
а там опознали его торгаши: вот он в величьи гнева,
И нимб из пламени вкруг головы.
А в руке – огненный ключ от врат Храма,
Согласно закону Мессии.
Его встретили там... Усмешками и ложью их иврита – торгаши!
И что ж они тогда сказали? Я слышал, что они сказали:

Ты ошибся, бродяга. В любом поколеньи есть мечтатели,
псевдопровидцы: Иерусалимское царство... ха–ха...
И в любом поколеньи мы так вот стоим у порога, чтобы мечтателей тех образумить:
Иерусалиму нужно поколенье богачей, наличные, чтобы дома построить,
и торговать, и есть, и пить.
Без Храма Б–га на горе, без трона для царя Давида и без щитов героев.
 
Иерусалиму нужен золотой телец, не Бар–Гиора: нищий провидец,
готовый к битве...
Нужны Иерусалиму тишина, и золото, и тишина...
И хорошо, что щит английский защищает городские стены;
И правильно, что на горе арабы, а мы в долине...
Ты понял, бродяга?
Закончили речь свою и захохотали.
Мессия согнулся, словно ножом полоснули.
И я согнулся, словно ножом полоснули.
Если б нож ему в сердце вонзили – он вознесся б над тушами их с тем
ножом в своем сердце.
Но его закололи насмешкой – и победили его.
Торгаши.

И слышал я, как он спросил, захлебываясь кровью: "Но где же
поколенья, что ждали меня?
Что с арки Тита в Риме звали, чтобы пришел я к порогу царства?"
И слышал я, как он сказал: "Нет со мной поколений... О, горе!
И горе тебе, страна моя, что на двух берегах Иордана!"
И Мессия взлетел, и отправился в путь – а куда, я, рассказчик, не знаю.
Может, воет шакалом среди виноградных полей Ханаана...
Или отшельником ушел в ту крепость одинокую – В Масаду...
И там сидит, нагой.
Его сжигает зной, кромсая трещинами тело...
Он сидит. И мух орда лижет кровь... Он сидит.
А ночь велит ветрам степным взять мертвые воды Соленого моря и бросить
На раны этого пришельца, что сидит...
Или, может... В меня он вошел и, гневом пылая, меж ребер сидит,
и рычит словно раненый лев.
И я никому не сказал, что укрытье его – между ребер моих.
Я кормлю его мясом живым и пою его кровью – отборным вином.
И в глубинах на арфе играю ему: Моих предков молитвы и плачи.
А когда меж олив возникает пророческим ликом луна, я в глубинах на лире играю ему:

О, как прекрасен вечный твой Иерусалим
В величьи лунном, как во времена Давида!
И поколения Израиля – все в талесах, с сияньем страшным вкруг голов –
Я вижу: ждут Мессию...
 
И в тело вонзаются тысячи игл, и щеки впадают, и сжаты виски,
и в глазах горячо...
Он рыдает меж ребер...

А, может... Он взлетел, обратившись в орла, над Кидронской долиной
И, над горою Храмовой круг совершив, зарыдал.
Я видел, как сделал он круг, и я слышал, как он зарыдал.
Птица плачет... И сказал я: вот птица плачет, не это ли
Конец надеждам, прощальный круг – аккорд последний?
Вот расстается с Храмовой горой наша мечта о Мессии...

Орел круг свой прощальный завершил и к морю полетел
Без взмаха единого крыльев – и мрак наступил.
Быть может, в город Тита он вернулся, к арке той:
Чтобы снова невидимым телом – в цепи на двадцать веков,
а головою – в бездну, в колодец еврейской крови,
По закону Мессии...
 
Кто знает: еще на две тысячи лет?..

Элул 5690 [1930], униженный Иерусалим

 
 
 
 


К сравнению переводов и аудио\видео комментарию рава З.Султановича


К оглавлению переводчика