include ("publications.inc");
?>
include ("../../kolonka31.inc");
?>
|
Хорошая абсорбция
Рассказ
Он женился на еврейке. Еврейке с большим задом и жадной, всасывающей влагой между ног. Про то, как они познакомились и их московскую любовь, нам ничего не известно. Может быть, он стоял в гардеробе шашлычной на Красной Пресне и она сдала ему пальто. Может быть, высокий и красивый, с рано седыми волосами он, привлечённый запахом роскошной, пышной женственности, пристал к ней на улице. Может быть. А может, и нет. Неважно. Важно, что эта еврейка Марина, взяв своего русского мужа и мать, кандидата биологических наук, из неясных побуждений жить лучше и любопытства, репатриировалась в страну благословенную, жаркую, текущую молоком, мёдом и фалафелем.
Одновременно с ним по тем же причинам репатриировались из разных мест пятьсот тысяч человек и плюс ещё две семьи: из города Красноярска худая, истаявшая под сибирскими шубами, девица с родителями; и из Петербурга строгая мама с великовозрастным балбесом-сыном.
Но пятьсот тысяч благополучно или не очень рассосались по стране, а эти три семьи, попытавшись найти что-нибудь подешевле, попали, сняв каждая по комнате, в новый, недостроенный дом хозяина Якова Леви, имеющий своим местоположением посёлок Бейт-Зайт около Иерусалима. Ни газа, ни света, ни воды вдоме при ближайшем рассмотрении не оказалось. Сам Леви, толстый и добрый,знаменитый негодяй, копался неподалёку, проводя жильцам свет на живую нитку от своего дома.
Отсутствие всего Марину с её русским Сашкой вообще не расстроило: они легко относились к жизни. Расстелив огромную кровать, она положила на неё своего мужа и немедленно принялась там весело скрипеть, в то время, как её учёная мать расставляла в собранный книжный шкаф подшивки “Юности” и “Науки и техники” за 1976-1985 годы. Расставив половину, кандидат биологических наук устала и пошла знакомиться к соседке.
Здравствуйте, сказала она с порога, меня зовут Юля Николаевна, не хотите ли купить “Герболайф” ?
Нет, ответила нервная, строгая соседка и очень утончённо взялась двумя пальцами за виски, куда мы попали, куда мы попали... Да сядь ты, наконец, не мотайся! закричала на своего обалдуя-сына.
А мне даже и нравится, возразила Юля Николаевна. Я чувствую здесь какое-то, прям-таки экологическое место. Горы, лес...
Курятники..., продолжила соседка и опять запричитала, куда я попала, куда я попала...Я ведь работала в новой школе. Меня все уважали...
А этого Якова я убью, сказал сын соседки и, и взмахнув руками, соскочил с места.
Пойдёмте ко мне пить чай, пригласила Юля Николаевна, моя дочь, Марина, вы знаете, у неё русский муж, тоже скоро м...м...м... освободится, и мы вместе подумаем, что делать дальше с нашим хозяином.
Но учительница ответить не успела. Раздался грохот, крик, и они выскочили наружу: Снаружи чёрный, с ястребиным лицом, испанский румын Рауль с грузчиками сгружал мебель. За его действиями наблюдала худенькая, большеглазая, беременная женщина.
Русские жильцы подождали, пока Рауль оценит обстановку, перехватили его с топором на выходе и, усадив рядом, приступили к обсуждению ситуации.
Это что ж такое получается ? С разбега кинула первый камень Юля Николаевна. Я, доктор наук, в свои года должна мучиться без газа, без света и воды на святой земле из-за какого-то подлеца? Я не потерплю!
Мамочка, так свет уже есть... благодушно поправила Марина.
Юля Николаевна покраснела:
Я фигурально выражаюсь, фигурально!
Правильно, дело не в свете, поддержала Юлю Николаевну учительница, нас сюда звали, и вот он результат.
А вы что думаете? спросил Марининого мужа сын учительницы.
Да просто посылаю на х..., басом ответил тот.
Все, кроме хихикнувшей Марины, остолбенели.
Через двадцать минут они, включая Рауля, через горы строительного мусора поднимались к дому хозяина.
Толстяк Яков с широкой улыбкой встретил их сам у порога:
Какое счастье, сказал, что вы пришли. Пора, наконец, познакомиться
поближе...
Н-нет! Буквально воскликнула учительница. Где наши деньги? Мы немедленно уезжаем!
Если бы у меня были деньги..., хозяин горько вздохнул, эх... разве б я связался с Амидаром?
Мы обратимся в суд!
Обращайтесь. Даже дом мой записан на сына.
Ваш поступок станет известен всему обществу, пригрозила Юля
Николаевна, учтите, среди нас есть люди с высшим образованием, вот я, например, биолог.
Я очень уважаю биологию, сказал Яков, я вообще польщён. И господа, я всё-таки думаю, мы отлично поладим в дальнейшем.
Тут Рауль неожиданно побагровел, двинулся на Якова, и жена вцепилась в него обеими руками.
2
Адвокат, маленький, лысый человек в костюме, сидел в кресле и с любопытством смотрел на румяную, свежую Марину. В кабинете было тихо, прохладно. Шея адвоката была одета в галстук, на котором красовалось: “КГБ секретная служба”.
А что, забавный случай, после некоторого молчания сказал адвокат, как я понял, вы продолжаете там жить?
Да, ответила Марина.
Съезжайте, и я займусь вашим делом. Суд мы выиграем, но деньги он не вернёт.
Но нам не на что опять снимать квартиру, растерянно сказал сын учительницы, ведь мы заплатили за год вперёд.
Значит я не займусь вашим делом.
Юля Николаевна, волнуясь, соскочила с места:
Мы всё равно этого так не оставим! На свете есть справедливость, мы в конце концов в своей стране!
Правильно, радостно улыбаясь, согласился адвокат, а теперь выйдите, мне надо работать.
Ошарашенные, они вышли, и по жаре, экономя шекели, пешком поплелись на автостанцию.
Вот увидите, он ещё пожалеет, сказала учительница.
Но ей никто не ответил.
Потом автобус, натужно гудя мотором, всё поднимался в гору меж посаженых деревьев, пока не остановился у въезда в мошав. В курятниках, стоящих один за другим у дороги, кудахтали предвечерние куры, жара немного спала и откуда-то дул лёгкий ветер.
На пороге их встретили испытующими взглядами Рауль с женой и совсем свежие жильцы Фаня с мужем и их дочка Люся. Немножко бледная, но милая.
Увидев пополнение, Юля Николаевна очень обрадовалась:
Как хорошо, что вы здесь! Теперь нас больше, и вместе мы будем бороться с нашим хозяином!
Вы можете бороться, сказала Фаня, а мы уж как-нибудь сами разберёмся...
Забрала мужа и пошла внутрь.
Люся же, оставшись на крыльце, вытащила из сумочки длинную, тонкую сигаретку с коричневым фильтром и закурила.
Я очень расстроена, сообщила Марине, ужасно. Просто руки дрожат от волнения. Так попасться! Это всё папенька, папенька мой наделал. Подмахнул не глядя.
Знаешь, меня уже это так достало, сказала Марина, что больше об этом я разговаривать не желаю. Посмотрела на часы. Пойду-ка лучше ужин готовить, а то на моего Сашку после трахания такой аппетит нападает... Подмигнула опешившей Люсе и засмеялась.
Жильцы расползлись по квартирам, наступил вечер и окутал тёмно-синим дом с чернеющим провалом входа и весёлыми картинками окошек. Немедленно в темноте вышла Фанина семья и, крадучись, что б никто не слышал, пошла решать свои проблемы к Якову. А ещё позже появился Сашка и, ошибившись, загремел в дверь тёщи. Юля Николаевна это время сидела у учительницы:
О, сказала, услышав стук, точно зятёк с перепою дверь перепутал. Вы знаете, я его совершенно не уважаю. Интеллигентность в нём весьма проблематична, и Марина очень мучается.
М да, вздохнула учительница. А я всё думаю, что теперь с нами будет?
Такую страну оставили, и ради чего? Что б познакомиться с Яковом? И ведь всё этот негодяй Горбатый развалил. У меня на Гражданке квартира была загляденье.
Не скажите, возразила Юля Николаевна, что касается меня, так я уже давно с Лениным не согласна.
Учительница было раскрыла рот, и тут выключился свет.
3
Ну что? Свет теперь регулярно гас каждый день. Просто с наступлением зимы в Ближней Азии похолодало, пошли дожди и с включением отопительных
приборов одновременно вылетали пробки. Небо снаружи густело тучами, гремело и молниями фыркало на землю. Недоделанная крыша не спасала, на чердаке скапливалась вода и, подтекая, обваливала штукатурку. Неугомонная вода также пробивалась и сквозь неплотные рамы, но дальше попадала в подложенные под
окна тряпки и безжалостно выжималась в вёдра. На крыше трепался под дождём и небом, пытаясь реять, гордый флаг Израиля.
Как раз в это время, разбрызгивая лужи, к дому пожаловали первые журналисты. По их следам и по тем же лужам другие журналисты, а потом светлый дядя из христианской общины. В результате в местной прессе появилась обличающая нравы статья под названием “Репатрианты в курятнике”. Над статьёй помещалась большая фотография, где на фоне дома стояла жена Рауля с её недавно родившимся ребёнком. Надпись же гласила: “Доктор биологии и мать одиночка Фаня Зельцер в растерянности.” Излишне и говорить, как была возмущена этой публикацией Ирина Николаевна.
И стоило учиться? Теперь говорила она всем.
За этой статьёй появилась другая, на солидном английском языке. В ней объяснялось, что главной жертвой является всё-таки бедный Яков Леви, заключивший договор с Амидаром о постройке дома. В середине строительства у него кончились деньги, и Амидар послал своего партнёра на три буквы, не заплатив свою часть. В общем, такие дела...
Время неуклонно шло вперёд, лили дожди, ходили автобусы, выключался свет. Утром все бежали на работу, вечерами возвращались и закрывались в комнатах. Юля Николаевна целыми днями кушала за неимением покупателей свой Герболайф, из закутка Рауля раздавался непрерывный плач ребёнка, а у Марины округлился живот. Как раз в это время папа Люси сделал обрезание. Теперь, восстановив свою связь с еврейским народом, он выходил обязательно в кипе и подолгу стоял на входе, чуть расставив ноги и одной рукой оттянув впереди порезанного места ширинку, дышал еврейским свежим воздухом. Лицо его было одухотворенно и задумчиво. В один из дней он остановил проходящего мимо сына учительницы и сказал нравоучительно, показывая на ребёнка Рауля в коляске:
Всё неизгладимее становится детство, когда мы скатываемся в пропасть прожитых лет. Видел я многое, Володя, но считаю, наша сущность, наше призвание быть евреями.
Поражённый таким откровением, сын учительницы потоптался на месте и с уважением спросил:
А в синагогу вы ходите?
Вот заживёт, пойду, сказал папа Люси, меня вообще-то Кабала интересует. Неизгладимо чувствую, понимаете ли своё призвание...
Тут из своей комнаты выглянул Рауль и пригласил Володьку в гости.
Выпей за моего сына, сказал, три месяца ему! Можешь?
Кстати, надо отметить, что именно Рауль евреем не являлся. По его словам он был лётчиком, а пока просто временно работал по уборке. Соседям Рауль объяснял, что вот немного подкопит денег, поедет в родную Румынию, купит себе там самолёт и облетит на нём земной шар.
Сейчас же он сидел на стуле в жарко натопленной комнатке и счастливо улыбался. Тоненькими кусочками нарезанное сало лежало перед ним на тарелке и рядом с готовностью два стаканчика наполненных. Жена Мария завезла коляску и взяла ребёнка на руки: гули-гули...
Ну, Рауль поднял свой стакан, будем!
4
И выпал снег. Он шёл целую ночь и белой шапкой накрыл Иерусалим. Попадали деревья, порвались провода и замёрзли дороги. Счастье было необыкновенное.
Юля Николаевна среди всех оказалась самой умной: она единственная перед отъездом не продала зимние вещи, и теперь, одевшись в толстую шубу и высокую норковую шапку царицей чопорно прохаживалась около дома. Только стёкла очков поблёскивали.
Ещё и дочь пилила:
Я же тебе говорила, что здесь зимы холодные...
Вместе со снегом в дом пришёл белый белый кот с глазами, как электрические лампочки. Он устроился жить на чердаке и оттуда освещал густыми тёмными вечерами покарябанный коридор. При удаче его можно было дёрнуть за свешивающийся над дверью учительницы хвост и тогда раздавался звонок и
обиженное мяуканье. Потихоньку к нему все привыкли и начали кормить.
А вот с Люсиным папой случилась неприятность. В одну из святых суббот после нескольких часов приобщения в синагоге, он вышел на её порог и, забывшись, закурил. Что произошло дальше, он так и не рассказал, но по-видимому, было что-то неизгладимое, так как в ответ на расспросы очень смущался и как-то неопределённо бормотал:
Религия палка сложная. Кабала, сами знаете...
Его Фаня так и не сошлась ни с кем, а при виде Юли Николаевны, отворачивалась и, скрываясь у себя в комнате, со всей силой хлопала дверью
показывала характер. Сама же Люся, может даже в пику родителям, подружилась с учительницей и теперь, вечерами, сидела у неё под жёлтым торшером, направив мёрзнущие ноги к дующей теплом печке и поверяла ей сердечные тайны:
Г гад! Рассказывала возмущённо. Ведь даже пирожинкой, пирожинкой не угостил. А потом, знаете...
Как же так можно! Ахала учительница. Что за нравы!? Так вести себя с девушкой!
У Марины живот рос уже не по дням, а по часам. И дядя из христианской общины, патронирующий дом с момента появления статьи. Привёз ей чудесные одежонки для будущего малыша. А вот с мужем у неё начался разлад: он пил.
Вообще это странно: в Израиле и пить. Страна всё-таки тёплая (снег вскорости растаял), вроде причин нет? А вот он пил. И чем дальше, тем больше. Приходил домой очень поздно, пьяный, и бухал в дверь кулаком:
Пусти и и... Пусти и и...
Марина начала прятаться. То у мамы, то у учительницы. А весной приехала за ней скорая и увезла рожать.
После рождения ребёнка Сашка держался несколько дней Марина ходила счастливая. А потом опять сорвался. Да так, что уволили с работы.
Думаешь, чего я пью, сказал он как-то Раулю, обидно мне. Ребёнок-то не мой. У неё и в Москве кто-то был. Я ещё с ней разберусь...
Марина собрала вещи, взяла ребёнка, деньги и исчезла. Вместе с ней исчезла её мама. А тем временем генерал Шарон поставил жестяные сарайчики для русских евреев на окраине Иерусалима, и министерство Абсорбции объявило на них запись. Наши герои прибежали туда первыми.
5
Прошло шесть лет. И ничего не изменилось. Войну Израиль так и не выиграл. Но и мир не заключил. Вот только такого снега больше не было.
Юля Николаевна занялась общественной деятельностью: возглавила комитет
под названием: “Отпустите нашего Лернера!” Она всегда была очень деятельной.
Учительница съездила в Россию и вернулась оттуда притихшей и даже какой-то растерянной. Сын её стал религиозным, у Марины третий муж, а вот Люся, бедная, до сих пор одна. Сашка же спился окончательно.
Что касается остальных: Фаня с мужем получили Амидар в Араде, Рауль устроился работать в гараж, а в свою Румынию ездит раз в год, показывает ей сына.
Главный же виновник, Яков Леви, до сих пор судится с Амидаром, и дом стоит недостроенный...
Вот так.
До конца века оставалось всего три года.
Иерусалим, 19.09.97
include("../footer.tpl");
?>
| |